Хнык, капая кровью из разбитого носа, принялся высыпать маленькие зёрна на пол.

– Что здесь происходит? – спросил вышедший на крыльцо Улыбчивый.

– Ворует, вот этот, – сказал шофёр.

– Пойдём со мной, – кивнул Хныку мужик. – А вы работайте, чего встали?

– Он никуда не пойдёт, – возразил Олег. – Мы или доработаем все вместе, или все уйдём.

– Вы никуда не уйдёте, пока не будет завершена погрузка, – мужик вытащил из-за пояса пистолет, – и, если один из твоих щенков ещё хоть зёрнышко возьмёт, я стреляю! А этого мы забираем.

– Так не годится! – Олег тоже достал пистолет.

Но к месту разборки от здания агентства уже спешили дюжие парни с автоматами. Лёва заматерился, а Женька пробормотал что-то вроде: «Хорош, Олег». Хнык сидел на холодной земле и ревел, развозя по лицу слёзы, сопли и кровь.

– Ладно, парень, – сказал Улыбчивый, опуская оружие, – оставьте себе этого сопляка. Будете дальше вести себя спокойно – уйдёте живыми. Будете воровать – нет.

Олег отошёл к своему грузовику. Сашка взялся за очередной мешок. Ему уже казалось, что в теле не осталось ни одной целой косточки, а гора мешков только ненамного убавилась.

Закончили в сумерках. Сашка кое-как переоделся, вышел на улицу и сполз по стене конторы. Небо прояснилось, и на нём то тут, то там стали появляться редкие звёзды. Сашка смотрел на них, и хотелось ему только одного – не двигаться. Сидеть на земле и смотреть на небо. Вышел Кеша и рухнул рядом.

– Сейчас Олег деньги получит, и пойдём домой, – устало сообщил он.

Неподалёку закашлялся Хнык. Сашка подумал, что Хнык самый несчастный в их бригаде: больной, хилый, кто угодно его обидеть может. Ну и унёс бы он сегодня горсть гречки. Что, «Красные братья» обеднели бы? Кинулись с автоматами на малолеток. Не зря их в городе ненавидят, не зря… А может, что-то сделать? Взять камень и проломить голову охраннику. А потом? Потом Сашку непременно убьют. Но всем будет всё равно. Кому здесь до кого дело? Ребята гибнут так часто, что бригада не успевает сжиться. Вот с Кешей в комнате раньше жил какой-то Андрюха, жил, а теперь его нет. И не на боёвке убили, а смертельно ранили в дурацкой драке со «Злыми хиппи». А Кеша и не грустит совсем, и рассказывает об этой драке почти с восторгом…

– Пойдём, – Сашку подёргали за плечо. Это был Женька. – Чего на холодной земле расселся? Простынешь и сдохнешь.

– Дали денег?

– Дали, держи карман шире. Кулёк гречки сунули, и валите…

Парни шли по тёмной дороге, тихо переговариваясь, кляня жадность падальщиков и гадая о том, что будут есть завтра.

– Сейчас хоть гречки налопаемся, – рассуждал Кеша. – У меня уже кишки все повывернулись в брюхе. А завтра поеду на добычу в город. А тебя, Сашка, не возьму. Ты больно честный. Зато можешь съездить домой и чего-нибудь принести пожрать. Съездишь?

– Не знаю.

– Ох, – вздохнул Кеша, – а ребята снизу вчера крыс наловили, жарили на костре, так пахло! Ты дрых, не помнишь. А ты бы стал крысу жрать?

– Стал бы.

Они уже приближались к автобусной остановке, когда Сашка остановился: на ней стояли несколько человек в привычной по Корпусу мышиного цвета форме. Он закрыл и открыл глаза – наваждение не исчезло. Чуть правее, у вербовочного пункта, он разглядел ещё пару фигур и крытый брезентом грузовик, в котором тоже копошились люди.

– Да, Олег прав, – пробормотал Сашка, – нас, кажется, тут оцепят. И в центр теперь не выберешься.

– А что это за мужики?

– Это, Кешенька, старшекурсники из гвардейского Корпуса, – Сашка усмехнулся. – И если они тебя в центр не пустят, ты, пожалуйста, не дёргайся.

– Как не дёргаться? А как без еды?

– Если мы им не понравимся, еда нам уже не пригодится.

Кеша задумался.

– А у тебя среди них друзей нет?

– Это старшекурсники, – уточнил Сашка, – думаешь, они нас вообще замечали?

– Уроды, – с чувством сказал Кеша, хотя его никто ещё не останавливал, – ну ничего, вот соберёмся ночью, и нам параллельно будет, из Корпуса они или нет. Пусть только попробуют в центр не пустить…

Сашка промолчал, но было ясно: дело плохо. Раз уж поставили кордон, то не один. К утру обнесут развалины по всем правилам. Значит, выдачи еды пока не предвидится. И сходить домой, как в увольнение, у него не получится. А Кеша, наивный, думает, что с кадетами можно договориться или устроить ночную перестрелку. Вот уж бред. У тех наверняка приказ стрелять при малейшей опасности. А стрелять они умеют. И вооружены автоматами, а не всякой ерундой, как обитатели развалин… Всё-таки здорово, что среди этих кадетов нет ни одного его знакомого. Было бы стыдно показаться перед ними в таком виде: грязным, измученным, шатающимся от голода. Стыдно признаться, что попал в штурмовики…

При тусклом свете угольков в мангале Сашка достал календарик. 11 октября, семнадцатый день в бригаде. Семнадцать дней. А чувство, будто год прошёл… Разве когда-нибудь Сашка мог себе представить то, что здесь происходит? Как будто это не его город…

Проснулся Сашка рано. Сосущее ощущение в животе, лёгкое головокружение и боль в мышцах, сложившись, мешали спать и создавали непривычное чувство беспомощности. Чувство, которое не должно возникать у солдата. Тем более у гвардейца. Беспомощный мужчина – уже бред, беспомощный военный – бред вдвойне. Военный, который вместо того, чтобы преодолевать трудности, думает, не сбежать ли ему домой… Сашка усмехнулся. А происходящее не так и ужасно. В конце концов, он собирается в будущем воевать. На войне трудностей куда больше. Подумаешь, голод… Однако, как Сашка себя ни уговаривал, организм с разумом не соглашался и есть хотелось всё больше. Если бы в комнате осталась хоть горсть крупы или муки, хоть полгорсти…

– Кеша, – Сашка приподнялся. – Кеша!

– Отвали, – отмахнулся Кеша, не открывая глаз. – Вскочит чуть свет и вопит. Подсунули, тоже мне, соседа.

– У нас гречки совсем не осталось?

– А ты её оставлял? – рявкнул Кеша, переворачиваясь на другой бок.

Сашка всё-таки встал, почиркал отсыревшими спичками и развёл огонь. Пришла в голову мысль накипятить воды и так обмануть голод. Не успела комната прогреться, как в дверь просунулся парень из соседней бригады. Звали его, кажется, Максим, а кличку Сашка знал точно – Пёс. Кличка показалась странной, но Кеша объяснил, что это от поговорки «пёс его знает». Пёс, по утверждению парней, знал и правда всё. Выглядел он нелепо: долговязый, худой, в больших круглых очках и облезшей каске, которую натягивал на вязаную шапочку. Зачем постоянно носить каску вне боя, Сашка понять не мог. Странной казалась и манера Пса ходить в распахнутой шинели, из-под которой выглядывал самовязаный свитер, и ежедневно чистить сапоги.

Пёс вошёл в комнату и кивком обозначил приветствие.